РОЖДЕСТВЕНСКИЕ КОЛЯДКИ

ИЛИ ДЕТСКИЙ PANADOL

СРЕДНЕАРИФМЕТИЧЕСКОЕ 

ВЕНИКИ

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ КОЛЯДКИ

ИЛИ

ДЕТСКИЙ PANADOL

рассказ

Серая пелена облаков, не первую неделю покрывающая город, время от времени сеяла снежной крупой по прямоугольникам микрорайонов. Под шарканье и скрежет снеговых лопат вдоль раскатанных дорог и утоптанных тротуаров продолжали расти частые кучи из кашеобразной массы перемешанного с песком снега. Ближе к сумеркам светлые разводы на серой пелене начинали наливаться свинцовой тяжестью, которая, сгустившись, стекала в мрачные колодцы старых дворов, и, превратившись в вечерний сумрак, переполняла их через коньки двускатных крыш. Просачиваясь сквозь проёмы арок, мрачнеющий сумрак начинал напитывать извилистые русла пустынных улочек, чтобы потом через многочисленные каналы таких же пустынных переулков хлынуть на многолюдные городские проспекты.

Вечерело. Час тому назад мело так, что, казалось, снег вообще не опускался на землю, а, стремглав налетев на трамплин сугроба, отталкивался от него и уносился обратно ввысь к серой пелене. Ветер напряжённо выл, путаясь в проволочных заграждениях телеграфных проводов, напарываясь на колючие ветви деревьев, пытался сбить с ног людей, как бы в отместку жаля их лица стремительными снежинками, радуясь, угрожал лязгом оторванных листов ржавого железа на крышах покосившихся домов, но потом, видимо, окончательно выбившись из сил, как-то неожиданно затих.

Непродолжительный, но обильный снегопад покрыл следы недавнего разгула хулигана-ветра.

Вдали от городской сутолоки, в выбеленном метелью сквере, в самом его центре, возле бюста героя одной из минувших войн, двенадцатилетний мальчишка пытался опытным путём найти ответ на вопрос: сколько раз скрипит снег под подошвой ботинка. Ещё и ещё раз, то правой, то левой ногой топтал Димка снежную целину на участке между проторенной редкими прохожими тропкой и одинокой скамейкой, будто изогнувшейся под тяжестью снежного сугроба – безрезультатно. Толщина снега – одинаковая. Подошва – всё того же тридцать шестого размера. Площадь подошвы левого ботинка, вероятно, такая же, как и правого.… А трещит почему-то и по-разному, и вместе с тем одинаково.

Он пробовал нажимать на снег и быстро, и медленно, всей площадью подошвы сразу и, переваливаясь с носка на пятку и с пятки на носок… Скрип-скрип, или скрип-скрип-скрип, или скрип-скрип-скрип-скрип поди-ка сосчитай.

Первое, на что Димка обратил внимание, отчаявшись сосчитать скрипы, был его открытый рот. Он быстро сомкнул губы, проглотил скопившуюся слюну, смущенно посмотрел по сторонам и облегченно вздохнул – никого. Сделав глубокий вдох, оглянулся на "ёлочку" следов позади. "Пожалуй, больше похоже не на саму ёлочку, а на её веточку. Да, длинная веточка. Хотя и на рыбий скелет похоже, только без головы и без хвоста. А ещё похоже на следы забирающегося в гору лыжника. Только "иголки", "кости", "следы лыж" очень уж толстые и короткие".

Димкин взгляд остановился на гладко выметенном, пока ещё не изъеденном оспой человеческих следов участке впереди. Красота-то, какая!!! Захочешь сделать такое – не сделаешь!!!

Совсем скоро на фонарном столбе, который увяз в сугробе за скамейкой, включат свет. Тогда снег заблестит сотнями искорок: большие и маленькие, и яркие, и не очень будут они тесниться весёлой стайкой у подножья "дореволюционного"    столба.    Если    начать    двигаться,

искорки замечутся, запрыгают, побегут наперегонки, играя, с тобой и друг с другом. Но свет ещё не включили.

Димка ещё раз оглянулся. Неподалёку зацепившись за ветку клёна неподвижно, как мокрая тряпка или сдувшийся воздушный шарик, висел бледно розовый пакет-маечка, храня в своей прозрачной утробе горсть подаренного метелью снега.

Высокий, метра три, постамент бюста героя с одной стороны был облеплен снегом, который ютился на консольках выступающих букв малоизвестной фамилии и инициалов. Сам бетонный герой, покрашенный такой же чёрной, как и фонарный столб, краской, был местами покрыт мелкими сугробчиками. Один из них в виде берета, венчал его лысую голову, скрывая следы птичьих визитов, другой, поменьше, каким-то чудом держался на наклонной поверхности носа, от чего герой напоминал отдыхающую на пляже женщину с клочком газеты на переносице. (Если бы ни припорошенные усы, в нём можно было бы узнать толстую пожилую кассиршу из соседнего гастронома: такие же волевые черты лица. Сходство было бы куда более полным, если бы ворчливая, всегда чем-то недовольная женщина надела резиновую шапочку для купания, спрятав под ней свои редкие, крашенные в кричаще рыжий цвет волосы). Самый большой сугробчик бронежилетом укрывал бетонную грудь героя, пряча от безразличных взглядов такие же бетонные ордена – награды за когда-то проявленное и кем-то отмеченное мужество.

Не желая разрушать гармонию "еловой веточки" и нетронутого снега, Димка сделал несколько длинных шагов влево. Оказавшись на извилистой тропинке, он несколько раз по привычке топнул, сбивая снег с ботинок. Оглянувшись, полюбовался напоследок своим непроизвольным творением и пошёл к выходу.

На неширокой, но довольно оживлённой улице, куда он вышел, только что включили освещение. Впалые глазницы окон многоэтажек начали озаряться электрическим светом: люди возвращались с работы.

Сквозь широкие магазинные витрины свет разливался по прилегающим тротуарам, от чего перемешанная сотнями сапог и ботинок снежная каша выглядела немного чище.

Улица, освещённая мощным жёлтым светом каких-то новых ламп, заполненная потоками снующих людей и плывущих машин улица, казалась особо исполненной жизни. Это не частный сектор, что остался в конце переулка за Димкиной спиной. Там – только снег. Белый-белый. Настолько белый, что и фонарей не нужно.

Не снимая вязаные перчатки, Димка сунул руки в карманы просторной куртки, втянул шею поглубже в плечи, спрятав подбородок за парапетом воротника, и направился в сторону гастронома, предвкушая, как будет протягивать деньги ворчащей кассирше. Как бы ни рассмеяться, вообразив её в зелёной резиновой шапочке и с усами под носом. Стоит ему только улыбнуться, и это может ещё больше рассердить брюзжащую работницу торговли. Тогда Димке несдобровать. Смех рвётся наружу с особой силой именно тогда, когда больше всего нельзя смеяться, а сил, чтобы сдержаться, совершенно нет.

- Димка! Смирнов! – раздался где-то неподалёку знакомый голос. По переулку, перепрыгивая через сугробчики, бежал друг Артёмка, - Подожди!

Чтобы не мешать прохожим, Димка остановился на краю тротуара.

- Как хорошо, Димон, что я тебя встретил, - слегка запыхавшись, произнёс Артём, - здорово, что всё так получилось. Здравствуй! – он протянул руку в перчатке, - не снимай, не надо.

Артём вообще-то хороший друг. Только хочет казаться взрослым – за руку здоровается. А самому двенадцать будет только через полгода, летом.

- Я же просил тебя, - с обидой сказал Димка, - не называть меня Димоном.

Было что-то нехорошее в таком видоизменении имени: слышалось демон, бес.

- Потрясная новость, - изображая восхищение, как бы не слыша слов товарища, продолжал лепетать Артём, пальцем выковыривая из ботинка набившийся снег, - скажу – на ногах не устоишь!

- Я же просил, чтобы ты никогда не называл меня Димоном, - более настойчиво повтори Димка.

- Прости. Вырвалось. Последний раз. – Нотки раскаяния зазвучали в голосе приятеля. – Ты только послушай, что я тебе сейчас расскажу, - пытался он перевести разговор на более приятную тему.

- Ты и в прошлый раз обещал, - с досадой напомнил Димка, - только обещаешь…

- Это самый последний раз. Ты мне веришь?

Димка утвердительно кивнул, мол, куда от тебя денешься, друг ведь.

Добившись восстановления былого мира, Артём продолжал с прежним показным восхищением и азартом:

- Потрясная новость. Мне только что Женька Климов из 6-го "Б" рассказал… Знаешь где дом Быкова?

- Это крутого, что ли?

- Ну, да, - Артёмка на несколько секунд запнулся соображая, а есть ли, кроме того Быкова, ещё какой-нибудь другой известный Быков, - Так вот, - продолжил он, - Женька сказал, что к Быкову, как и в прошлом году, только начало темнеть, толпа ломанулась, колядовать, значит. Ты же знаешь, он в городе – первая крутизна, в свою "времяночку" кого попало не пускает. Как и в прошлом году, поставил на воротах мужика, который выслушивает колядки и по пятёрке отстёгивает. Представляешь, пять гривен за стишок! Конечно, он – крутой! Он может себе позволить каждому за колядку по пятёрке отстёгивать!

- Кто крутой? – Димка удивлённо вскинул брови, - Мужик?

- Причём тут мужик? Быков – крутой.

- Но мужик же по пятёрке "отстёгивает"?

- Мужик, - согласился Артёмка, - а деньги чьи? Деньги-то Быкова! Быков – крутой! Мужик что… Мужик – шестёрка.

- А Быков-то, как узнает, сколько мужик колядок выслушал, сколько пятёрок "отвалил"?

- А я почём знаю? У них денег – куры не клюют. Они их под праздник направо и налево раздают. Ведь Рождество же завтра!

- Что ты предлагаешь? – для порядка поинтересовался Димка.

- Колядовать! Если повезёт, если успеем – пятёрка никогда лишней не будет. В общем, чего зря время терять, айда к Быкову.

Димка взглядом на время попрощался с гастрономом решив, что с "Богданом Хмельницким" в кармане ему будет куда приятнее переступать магазинный порог, и бросил товарищу короткое "айда".

Они прошли пару кварталов и, юркнув в тёмную арку одного из старых домов, окунулись в часносекторную глушь.

Серая пелена в вышине сейчас подсвечивалась огнями большого города, возвращая обратно перемешанное с дымом сияние – все, что осталось от света уличных фонарей, мерцания огней реклам, мигания праздничной иллюминации, разноцветных переливов гирлянд на конусах, ещё стоящих, новогодних ёлок, блуждающих лучей автомобильных фар. Залитый этим сиянием снег, серел в промежутках между жёлтыми пятнами света под грибками редких уличных фонарей.

- А ты колядку-то знаешь? – поинтересовался Димка, отмечая про себя, что снег скрипит не глухо, как раньше, а почти пищит: видимо, мороз усиливается.

- Что там знать, - недовольно хмыкнул Артём, - "колядын – колядын" и ещё что-то добавил – вот тебе и колядка.

- Например.

- Ну, например, - Артём призадумался, - "колядын-колядын, дайтэ дядьку апельсын", - после короткой паузы выдал он на-гора продукт "мозгового штурма" и мыслительных изысканий и сразу повеселел.

- Этого для пяти гривен, пожалуй, маловато.

- Ещё что-нибудь сварганю. Какая разница. В прошлом году, правда, по гривне давали, но пацаны, которые там были, рассказывали – халява ещё та. Лишь бы что-нибудь прогундосил – гривну - в зубы и "следующий".

- Как "в зубы"? – Димка даже остановился. – Деньги зубами нужно брать?

Почему-то очень ясно представилось, как стриженый, толстошеий парень будет протягивать засаленную, мятую пятёрку, брезгливо держа её двумя пальцами, нарочно оттопыривая остальные три. А он, Димка, потянется к ней ртом. Конечно, потянется: деньги нужны. Он постарается выхватить её зубами за уголок, не касаясь бумаги губами. Мама постоянно говорит, что после денег нужно мыть руки. Пересчитывая купюры, люди для удобства и с удовольствием обыкновенно плюют на пальцы, обильно растирая по вожделенным банкнотам слюну со всевозможными болезнями.

Не забыть бы, отойдя в сторону, сплюнуть на снег. Хорошо бы это сделать несколько раз. Но сплюнуть нужно как-то незаметно. Стриженый парень может неправильно истолковать это и забрать деньги.

- Чудак-человек… - лицо Артёма расплылось в широкой улыбке, - это просто так говорится. Конечно, в руки давали.

Они пошли дальше.

- А ты, наверное, много колядок знаешь, - продолжал Артёмка, - научи меня какой-нибудь.

- Парочку, пожалуй, знаю.

- Как "парочку"? Разве вас в воскресной школе не учат?

- Понимаешь, Тёмыч, Коляда – языческий бог. Колядка – стишок его славящий. У нас же школа христианская, православная. На праздник Рождества в храмах поются специальные песнопения, прославляющие Рождество Христа – Бога нашего.

Димка удивился собственной важности. "Неужели это я так умею говорить" – подумал он.

- Ты, Димычь, конечно, человек начитанный, но все кругом ходят и колядуют именно под Рождество.

- Это просто наложение язычества и народных традиций на христианство, - сказал он вслух, продолжая удивляться.

- Так в воскресной школе учат? – неожиданно серьёзным тоном поинтересовался товарищ. Последние "мудрёные" слова показались ему довольно убедительными.

- Нет, это батюшка в храме на проповеди говорил.

- А–а, - понимающе протянул "Тёмыч".

Какое-то время шли молча, слушая торопливое попискивание снега.

- А ты и в этом году до первой звезды ничего не ел? – нарушил затянувшуюся паузу Артём.

"Димыч" утвердительно кивнул в ответ.

- Совсем ничего?! – начал заводиться товарищ. – Ни крошки хлеба, ни капли воды?

"Димыч" кивнул ещё раз.

- Ну, ты даёшь! - Не унимался Артём. - И как самочувствие?

- Ничего, - пожал плечами Димка.

- Я бы, наверное, так не смог. А пост у вас ещё идёт?

- Сегодня заканчивается.

Артём на какое-то время задумался, а потом, глядя куда-то в бок, произнёс:

- Пожалуй, на следующий год я тоже постараюсь… До первой звезды ни-ни… Хочу испытать силу воли. Кстати, - улыбка вернулась к нему, - а как ты узнаёшь, когда появляется первая звезда, если на небе тучи? Как сегодня, например.

- Стемнело, значит и звёзды есть.

- Здорово! На следующий год я тоже попытаюсь выдержать.

Остаток пути они снова шли молча.

Артём представлял, как через год мучимый голодом, жаждой и мамой он будет искать на холодном январском небе мерцающий светлячок первой звезды – сигнал "уже можно". Только бы не было туч! Как интересно!!!

Димка вспоминал, как прошёл этот Рождественский пост. Нет, он не прошёл, а пролетел.

Мальчишкам не нужно было допытываться у нечастых прохожих, как найти дом Быкова. Многие горожане, даже с дальних микрорайонов, специально приезжали сюда, чтобы поглазеть на продукт синтеза новых технологий, гения архитектурного дизайна и умения "некоторых" зарабатывать деньги.

Особо впечатляющей картина была в вечернее время. Усадьба, словно гигантский летающий объект с иллюминацией по периметру, казалось, совершил запланированную посадку в самом центре одного из районов частного сектора. Опознаваемый по Быковской символике – гербам на воротах и чугунных решётках ограждения, летающий объект "похоронил" под собой до двух десятков покосившихся в три окошка домиков вместе с крохотными флигельками, летними кухоньками, сарайчиками, гаражиками, баньками, огородиками и туалетами на них. Обитатели стёртых с лица земли строений, заблаговременно, предчувствуя беду, "любезно откликнулись" на предложение капитана ОЛО (опознанного летающего объекта) "убираться вон" и разбежались кто куда: кто в другие, предложенные домики, коммуналочки, бараки; кто – на постой к родне, сердцем согревая несколько зелёных купюр, от "щедрот" небрежно брошенных тем же капитаном ОЛО.

Место "посадки" объекта было выбрано на пересечении самых прямых и широких улиц частного сектора. Упомянутые выше чугунные решётки, с витым узором и замысловатым гербом в центре каждой, покоились между одетыми в шубу кирпичными столбами, на вершине которых красовались шары-фонари. По средине участка, как "капитанская рубка" возвышался четырёхэтажный дом.

Когда Димка впервые услышал, что дома крутых называют "времянками", то внутренне удивился меткости и колкости народных выражений. "Живут, как картошка: если за зиму не съедят, то весной либо посадят, либо просто закопают".

- Ничего себе! – как-то на вдохе произнёс Димка, глядя на толпящуюся вдоль забора очередь, - наверное, человек шестьдесят!

- Успокойся, Димыч, - подбадривал его Артём, успокаивая скорее себя, - она быстро движется. "Колядын-колядын" и "следующий".

Но Димка не столько боялся самого топтания возле Быковского забора, сколько того, что в самый неподходящий момент дышащие в затылок неудачники, в числе которых, непременно, окажутся и они с Артёмом, услышат: "Всё. Лавочка закрыта!"

"А может всё-таки повезёт", - подумал он, и товарищи примкнули к хвосту извивающейся очереди.

Метров через тридцать забор, а вместе с ним и очередь делали поворот налево. Ещё метров пятнадцать и заветная цель – мужик в воротах, точнее в проёме такой же высокой и массивной чугунной калитки. Ребятам иногда была видна его спина, когда мужик, время от времени, отклонялся назад, выступая из-за каменного столба.

- Ты колядку придумал? – шёпотом спросил Димка.

- Сейчас придумаю, - также шепотом ответил Артём.

К величайшему Димкиному удивлению очередь, действительно, двигалась очень быстро. Минут двадцать и, если повезёт, заветная синенькая бумажка, шурша, протиснется в карман.

- Не получается, - тревожно прошептал Артёмка.

- Что не получается?

- Колядка.

- А ты говорил, раз плюнуть. Что там у тебя не получается?

- Ничего не получается. Что делать? – голос Артёмки наполнялся отчаянием и грозил сорваться на плач.

- Слушай и запоминай, - как можно спокойнее и увереннее обратился к нему Димка:

Коляд, коляд, колядниця,

Добра з медом паляниця,

А без меду не така,

Дайте, дядьку, п’ятака (укр.)

- Запомнил?

- Это всё? – повеселел товарищ.

- Нет.

Одчиняйте скриньку,

Та готуйте сливку,

Одчиняйте сундучок,

Та готуйте п’ятачок.

- Запомнил?

- Запомнил, но на всякий пожарный повтори. 

Страницы:     1       2      3        4        5        6          7          8         9          10       11